Да и потом… дурные предчувствия обуревали меня. Я чувствовала, что надвигается буря. Аргард словно тоже чувствовал и все сильнее тянул из меня силы.
Мне хотелось увидеть Данилу, но сил добраться до Пустошей не было. Лорд Даррелл и Арх'аррион так и не появлялись после последнего разговора и я чувствовала себя ужасно одинокой. Бледной немочью я сидела в своей комнате, прислушиваясь к тишине и отзвукам жизни в коридорах Риверстейна, набиралась сил и шла в ученическую, но там на меня смотрели, как на прокаженную.
Только сейчас я осознала, какие гнусные слухи ходили обо мне все это время, какие домыслы родились в головах приютских, видя послабления и привилегии, дарованные мне лордом. А то, что Ксеня отвернулась от меня, лишь укрепило всех в этих россказнях.
Сейчас мне было даже хуже, чем в первые мои дни в Риверстейне. Конечно, были и те, кто не верил никаким слухам и смотрел на меня вполне доброжелательно, но я не замечала этих лиц. Заблудившись в своих страхах, обидах и чувстве вины, я видела мир искаженным и злобным. Мне казалось, что все смотрят на меня с осуждением и презрением, и у меня не было сил доказывать их не правоту. Да и смысла в этом я не видела.
Утро выдалось тихим и серым. Мутная пелена затянула землю, сливаясь у горизонта с небом, размывая границу между ними и тревожно напоминая мне жуткую призрачность Черты. Я закуталась в кожух и поправила на голове платок. Сгорбленная фигура, скользнувшая из тумана испугала меня, я подавила невольный вскрик.
— Не боись…свои, — хрипло прошамкал привратник, щуря на меня глаза. Какой он старый… а я и не замечала. Так привыкла к присутствию этого человека у ворот приюта, что он казался мне незыблемым и постоянным, как основание Риверстейна.
А он совсем старик. Смотрит подслеповато, руки все в коричневых пятнах, а лицо изрезанно морщинами…
— Ты чего тут шастаешь? — спросил он грозно. Вернее, хотел грозно, а получилось почти жалко. А ведь мы его боялись… Привратник легко мог огреть палкой по хребту или швырнуть вслед расшалившимся девчонкам ком грязи.
Я посмотрела в старческие, выцветшие глаза и неожиданно для себя сказала правду:
— Просто захотелось побыть одной. Сбежать от всех.
Старик пошамкал.
— Снова от себя бежишь, глупая… так не сбежать же. Всю жизнь бегаешь, дурочка. От себя не сбежать, Ветряна.
— Вы знаете, как меня зовут? — удивилась я.
— А как же? Ведь всю жизнь вы у меня перед глазами… всю жизнь. Как же мне не знать? И тебя, и подружку твою, Ксеньку, и эту вашу мегеру Рогнеду, и других… всех-всех, как наперечет…
Я удивилась еще больше, уставилась на старика во все глаза.
— Чего глаза таращишь? Как жаба, прямо… — спросил привратник и усмехнулся, — эх, молодость… глупая. Смотри, какой туман… как по осенней заре. И густой, как Авдотьин кисель. Никогда такого марева я не видел зимой. Ночь Исхода сегодня. Серчают неупокоенные духи, души невинные…
И вздохнул. И таким усталым был этот вздох! Со странным изумлением, я вдруг осознала, что совсем ничего не знаю об этом человеке. А ведь он всю жизнь рядом, стоит у ворот, сидит в привратницкой, метет двор, что-то бормоча себе под нос. А я ни разу, ни на мгновение ни задалась вопросом, как он попал в Риверстейн, почему провел в нем свою жизнь? Ходили слухи, что в своей жизни он любил лишь одну женщину, леди Селению, оттого и стерег верным псом двери Риверстейна.
И необъяснимо стало жаль этого старика.
Он почуял, отвернулся.
— Добрая, ты Ветряна, хоть и глупая… Добрая. — прошамкал привратник, не глядя, — Зверя лесного и того пожалеешь. Добрые долго не живут.
Он сплюнул в снег и подволакивая ноги, поплелся к воротам. Я ошарашено посмотрела ему вслед, очнулась и кинулась за стариком.
— Стойте! Да погодите же! Почему вы так сказали?
Привратник глянул злобно и я снова увидела, того грозного старика, которого боялись все воспитанницы.
— Чего привязалась? Отстань! Пошла вон! Сказал и сказал!
— Нет, погодите! — я схватила его за рукав, — вы что-то знаете? Вы знаете, чувствую! Скажите мне!
— Вот скаженная девка…чего тебе надо-то, глупая? Сейчас как отхожу по хребту палкой, будешь знать!
Но я не обратила на угрозу внимания и еще крепче ухватилась за него.
— Расскажите мне! Вы ведь что-то знаете? Про пропавших детей? Знаете, где они?
Старик подслеповато прищурился.
— Я же говорю — добренькая… жалко тебе всех. Себя бы пожалела.
— Где они? — уже почти закричала я. Серый туман встревожено всколыхнулся вокруг нас, как вязкие воды омута Им.
— Да не знаю я! Отцепись… — привратник вздохнул. Я гневно смотрела в его глаза без ресниц, полузакрытые желтоватыми, морщинистыми веками. Зрачки из-под них выглядывали боязливо, как дикие зверьки — из нор.
А ведь кто, как не он, лучше всех знает окрестности Риверстейна?
— Белые колонны… Вы знаете, где комната с белыми колоннами? Ну же?
Я затаила дыхание.
— А ты разве не знаешь? — хитро спросил привратник, — да и не комната то… я ж думал, ты по детству все тропки лесные избегала, все тайники древние нашла…
И ушел. Туман вяло сомкнулся за его сгорбленной фигурой. А я все стояла, ловя за хвост ту самую ускользающую мысль, смутное воспоминание, которое не давало мне покоя…
… Мне семь лет и я снова убежала в лес. За два года моей жизни в Риверстейне я делала это так часто, что уже никого не удивляли мои внезапные исчезновения. Мне даже почти не препятствуют и не останавливают. Наверное, тайно, а то и явно надеются, что однажды я просто не вернусь.