Подруга задумалась.
— Непонятно… куда ж они все подевались? И даже следов не осталось? Ни снежка примятого, ни сломанных веток, ни отпечатков на земле?
— Ни-че-го! Охотники искали, с собаками и — никаких следов. Вернее следы есть, детей, до определенного места, а потом, обрывается!
— Улетели они что ли? — недоуменно сморщила лоб Ксеня, — не бывает же так! А может, это все байки деревенские? Сама знаешь, горазды они сочинять небылицы!
Я пожала плечами. Может, и байки, но на душе тяжело. Да и наставницы наши перепуганные ходят, тревожные, а наших грымз так просто не испугать.
— У нас тоже пропадают, — задумчиво сказала Ксеня. — сама подумай, послушниц становится все меньше и меньше, куда они деваются? Младшие раньше пять столов занимали, а сейчас- три…
— Ну, Гниль по весне разгулялась… — неуверенно сказала я.
— Ага… это нам так сказали. Что Гниль…надо в Пустошь сходить, — решительно сказала Ксеня, — разузнать, что там да как. Ох, не нравится мне все это!
А то, мне тоже…
— Как же мы туда сходим? Не пускают же!
— Придумаем! — подруга в третий раз облизала пустую ложку, и с сожалением обозрела пустую миску и поднялась. В том, что Ксеня обязательно придумает как сбежать в деревню, я не сомневалась.
К сожалению, планы по посещению деревни пришлось отложить. С вечера бодрая и решительная Ксеня к утру проснулась с горячечной головой и красными, воспаленными глазами.
— Студенная Хвороба! — обрадовала нас прибежавшая Данина.
Ксеня застонала. Все знают какие отвратительные на вкус настойки от этой напасти! Гадкие настолько, что болеть хворобой мы искреннее стараемся пореже!
— И ты, Ветряна, мне тоже не нравишься, — заявила Данина, ну-ка покажи язык!
Я высунула кончик, косясь на недовольно застывшую в углу Гарпию. Отлеживание в постели одной послушницы, она скрепя сердце еще могла пережить, но двух!!! Да еще каких!!! А как же ее любимое утреннее развлечение с хлыстом?
Однако Данина непреклонно стояла на своем.
— Ветряна, Ксеня, живо в постель! Не хватало мне еще всех послушниц заразить! Как вас потом лечить? Лорд ректор приедет, а у нас все по койкам лежат, хворают, его заражают! Он ругаться будет, мол, не усмотрела Данина, прозевала, прошляпила!!! Живо в постель, кому говорю!
Гарпия скривилась, упоминание лорда ректора ей явно не понравилось, однако перспектива, нарисованная хитрой травницей, не понравилась еще больше. Потому что влетит тогда не только ей, но и Гарпии тоже.
Однако сдаваться так просто мистрис не жалела.
— Пусть Ксеня остается, а вот Ветряна на больную что-то не похожа…
— Не похожа? — взвилась травница, — да вы посмотрите на нее! Глаза красные слезятся, сама синюшная, трясется, как припадочная!
Меня и правда потряхивало. От очередной бессонной ночи да выпитой почти полностью бодрящей настойки. Эффект от нее был, спать не хотелось, но сейчас меня трясло хлеще горячечной Ксени.
— Страшная, как навь кладбищенская! — добила меня Данина.
Я обиделась. Ну не красотка, конечно, но кладбищенская навь??? Это, пожалуй, слишком!
Зато Гарпии сравнение понравилось, она даже растянула тонкие губы в подобии улыбки. Чтобы ее порадовать я скосила глаза и обморочно задышала. А так как с утра я не успела расчесаться и волосы дыбом стояли на голове, выглядела я, наверняка, знатно.
Данина сдвинула брови, чтобы я не переигрывала.
— Пойду отварчик от Хворобы принесу! — радостно потерла руки травница, — и побольше! И корень мохровицы заодно, чтобы уж наверняка!
Гарпия растянула губы сильнее. Настойка мерзкая, а корень мохровицы, который нужно жевать от горячки, отвратительный настолько, что запросто сшибает с ног лошадь. Убедившись, что ничего радостного нам не светит, а данные лекарства вполне можно приравнять к утренней экзекуции, Гарпия милостиво разрешила нам болеть и удалилась.
— Ух… — Данина вытерла со лба лоб. Я плюхнулась на свою койку.
— Навь кладбищенская???
— Ну прости, надо ж было мистрис убедить. хотя… — она окинула меня скептическим взглядом и добила, — хотя навь кладбищенская покраше тебя будет! все, я за настойками пошла, а вы живо под одеяло! Не хватало еще и правда всех хворобой заразить. — и хитро улыбаясь, вредная травница вышла.
Я благодарно посмотрела ей вслед и вытянулась на узкой койке. Все-таки возможность поспать в тепле вместо бега по стылому двору от хлыста и нудных занятий весьма радовала. Даже, если для этого пришлось стать навью! И потом вопрос собственной внешности меня и раньше не сильно волновал, а сейчас и подавно. Страшная я, так что ж поделать, замуж все равно нам не выходить. Послушницы Ордена принимали целибат, обет безбрачия. А что бы просвещать, да нести святое слово народу и моя неказистая внешность сойдет.
И все же… Навь кладбищенская!
— Ты сегодня опять не спала? — сипло спросила Ксеня. И как она заметила? Сама же дрыхла сном младенца все ночь. Я промолчала, не зная что сказать. Темные, как спелые вишни глаза подруги осуждающе рассматривали меня из-под одеяла.
— Сейчас поспи. Утро уже. Можно.
На глаза мне навернулись слезы. Защипали, и я судорожно задышала ртом уже по-настоящему.
— Догадалась… — прошептала я.
— Дура ты, Ветряна, — сипло, но с чувством резюмировала Ксеня, — спи. Потом поговорим.
Облегчение от того, что можно будет все рассказать, что Ксенька не испугалась и не отвернулась от меня, было столь сильным, что я не выдержала, затряслась от хлынувших слез. И свернулась калачиком, отвернувшись, уставилась невидящим взглядом в стену.