— Монстр! — с болью сказал парень, — это сделал монстр! Но я не смог его хорошо рассмотреть. На нем был черный балахон с капюшоном. И я его не вижу, он словно в тумане…
Он замолчал, не в силах продолжать. Плечи его опустились еще ниже. Я, поражено, молчала.
Ксеня решительно встала, села на лавку рядом с Данилой и положила руку ему на плечо.
— Ты должен нам все рассказать, — твердо сказала она, — все, до мельчайшей подробности. Там еще остались дети и нужно сделать все, чтобы их спасти. Рассказывай.
Парень покосился на ее ладонь, но убирать не стал. Даже плечи чуть распрямил.
— Там темно, — начал он, — похоже на какой-то склеп… или темницу. Сыро. Вверху окошко, но такое маленькое, что и кошке не пролезть. Единственный выход закрыт тяжелой дубовой дверью с железным засовом снаружи.
— Дети пытаются выбраться?
— Они очень слабы. Их плохо кормят и еще, мне кажется, они чем-то одурманены. Я вижу их глазами и словно сквозь пелену, все плывет, меняется… И я ощущаю дикую слабость и странное желание идти… куда-то.
— Подожди… — я взволновано вскочила, — припоминая, — но у меня тоже было такое! Желание идти, странная слабость, невозможность сопротивляться…
Мы с Данилой поражено переглянулись и сказали одновременно:
— Зов!
— Ну конечно! — парень тоже вскочил, — как же я сразу не догадался! Эти дети слышат Зов, как и мы!
— Может, поэтому их там и заперли? — предположила Ксеня, — чтобы они не ушли по Зову?
— Нет, — покачал головой Данила, — они бояться чего-то совсем другого… и их там убивают. И так страшно… это какой-то ужасный ритуал…
— Что еще ты видел?
— Последний раз я видел все глазами той девочки. Она очнулась перед самым последним моментом… даже понять ничего не успела… только увидела светлые колоны, а потом взмах… и клинок вошел в ее тело…и я умер. То есть она… умерла.
Ксеня сочувственно покачала головой. Неудивительно, что Данила так выглядит. Нам и слушать — то страшно, а он там был. Хотя тем детям еще хуже.
— Что за клинок?
— Тонкий стилет, — пожал плечами парень, — из какого-то светлого материала, похож на костяной. На лезвии не то цветы, не то лоза выточена. У основания рукоятки камень- молочного цвета, непрозрачный.
— Костяной стилет? — удивилась я.
— Да… но в тело входит, как в масло… так тонко, даже боли почти не было…сразу… умерла, — с горечью сказал он.
Мы замолчали, обдумывая услышанное и не зная, что предпринять.
— А кого ты ожидал увидеть у калитки, вместо нас? — вдруг спросила Ксеня.
— Никого… — буркнул Данила, но я, кажется, догадалась.
— Ты видел кого-то из умерших?
— Как ты узна… — опешил он и осекся, — ты тоже видела?
Я кивнула. Парень передернул плечами.
— Сеструха приходила. Младшая. От гнили три весны назад померла. А давеча стоит у калитки и мне улыбается. А я то знаю, что нет ее, значит нежить… или упырь в ее тело вселился. Думал, опять она… оно… пришло, вот топор и схватил.
— Данила, это не упырь, — сочувственно сказала я, — и не нежить. Это призрак. Она ничего плохого не сделает, просто… соскучилась. Она случайно… вышла из мира теней.
Мы с Ксеней переглянулись и тут же отвернулись испуганно. Интересно, сколько еще таких призраков разгуливает по окрестностям? Меня передернуло.
Зато Данила заметно приободрился. Весть, что погибшая сестренка не упырь, похоже его обрадовала. Во дворе недовольно всхрапнул конь, словно поторапливая нас, и я встала.
— Пора возвращаться. Данила, не унывай, мы что-нибудь придумаем. И постарайся отдохнуть, на тебя смотреть страшно. Пойдем, Ксеня, нужно вернуться, пока нас кто-нибудь не хватился.
— Или коня, что вероятнее, — ввернул сметливый Данила. Ксеня согласно хмыкнула.
Кайрос под навесом нетерпеливо перебирал копытами и фыркал, озираясь.
— Но-но, — похлопала я его по шее, пытаясь успокоить, — тихо.
Жеребец фыркнул, но успокоился и позволил на себя усесться.
— Завтра после вечерней трапезы встречаемся в часовне, — постановила Ксеня и скомандовала Даниле, — не опаздывай!
Парень ошарашено посмотрел на нахалку, но почему-то не возразил. Только молча кивнул.
— Спасибо, что… волновались за меня, — тихо сказал он, глядя на меня. Я улыбнулась, а подруга тронула поводья и мы выехали за частокол.
В темном небе молчаливо плыл серебряный месяц, то ныряя рыбкой в темные, набухшие влагой облака, то снова показываясь над ними, и тогда черно-синие тени деревьев резали дорожку конусами, как пером расчерчивали: светлая полоска, темная, светлая… темная. студеный ветер гонял по снежному насту сухие иголки, путался в кронах сосен и норовил залезть под плащ, выстудить тело холодом. Руки без рукавиц зябли, капюшон постоянно слетал с головы, и я пожалела, что не взяла платок.
Обратный путь показался нам длиннее и страшнее. Скакать галопом по темной дороге, хоть и знакомой мы опасались, шли рысью, почти не натягивая поводья и доверяя выбор дороги жеребцу.
У меня из головы не выходил рассказ Данилы, я все представляла ту девочку, умирающую от клинка. Кто и зачем это сделал? Парень прав, только монстр способен на такое… и где его искать? А даже если найдем, сможем ли остановить? что за страшное подземелье видел Данила в своем сне- видении?
Может, лучше рассказать кому-нибудь о том, что мы узнали? Но кому? Где найти того человека, который поверит нам: двум послушницам и деревенскому парню, не сочтет за выдумки, а еще страшнее — за пособников колдунов?
Кому-то из настоятельниц? Бррр… точно нет. Тогда кому? И еще какая-то смутная мысль-воспоминание не давала мне покоя, вертелась в голове, как назойливый комар, а в руки не давалась…